что происходит в столичной воздушной гавани во время действия особого авиарежима

«Одно дело — читать в телеграмах про сбои в работе аэропортов, и совсем другое — ощутить на себе. Минувший уик-энд ознаменовался сотнями отменённых и перенесённых рейсов, из-за чего просторные пассажирские терминалы стали внезапно тесными и густонаселёнными за счёт курортников и отчаянно путешествующих со всех уголков страны. Ожидая, что и меня засосёт в воронку всеобщего гвалта, нервозных очередей и справедливо-шумного негодования, я, к своему удивлению, негативных эмоций практически не ощутил и даже, напротив, к радости для себя, приобщился к новому типу фронтового братства. Коврового братства аэропортов».

СВО меняет быт и привычный уклад жизни не только прифронтовых городов, но и, казалось бы, прочно окутанных глобальной сетью комфорта мировых мегаполисов, к коим, конечно же, относится и Первопрестольная. Коренные москвичи, надёжно укрытые от украинских беспилотников ПВО и заново выучившие столичные маршруты наизусть из-за стабильно оглушённого GPS, пожалуй, не так уж и сильно чувствуют жаркое дыхание фронта. Чего не скажешь о тех, кто вынужден использовать Москву (а точнее — её просторные воздушные гавани) в качестве перевалочного пункта.

Одно дело — читать в телеграмах про сбои в работе столичных аэропортов, и совсем другое — ощутить на себе. Минувший уик-энд ознаменовался сотнями отменённых и перенесённых рейсов, из-за чего просторные пассажирские терминалы стали внезапно тесными и густонаселёнными за счёт курортников и отчаянно путешествующих со всех уголков страны. Ожидая, что и меня засосёт в воронку всеобщего гвалта, нервозных очередей и справедливо-шумного негодования, я, к своему удивлению, негативных эмоций практически не ощутил и даже, напротив, к радости для себя, приобщился к новому типу фронтового братства. Коврового братства аэропортов.

Приметы новой жизни, наступившей с началом СВО, действительно порой неожиданны и ошеломительны. Наблюдая раньше остервенелое отношение друг к другу пассажиров, изнурённых многочасовым ожиданием перенесённых рейсов, — отношение, спровоцированное организационными просчётами авиакомпаний или даже элементарно нелётной погодой, — сейчас я увидел какое-то совершенно иное человеческое поведение, носившее вполне себе массовый характер. Уж не знаю, вызвано оно всеобщим пониманием рисков, связанных с полётами украинских беспилотников, срывающих стабильное авиасообщение, или же пришедшим наконец-то осознанием, что мы все, вся страна — и те, кто на фронте, и те, кто в тылу, — находимся в одной лодке, но заявляю ответственно: такого уровня взаимопонимания и взаимовыручки на гражданке я не встречал давненько.

Люди охотно уступали пассажирам с детьми дефицитные места в переполненных залах ожидания, сторожили по очереди вещи друг друга, были внимательны и обходительны со стариками, делились водой и пищей, ну а те, что погусаристей, и вовсе соревновались в щедрости, угощая соседей по несчастью горячительными напитками и коктейлями (к счастью, разрешёнными в недешёвых аэропортовских кафешках). И никакой истерии, никаких яростных возмущений я, признаться, не наблюдал.

Из-за «Ковра» у меня, например, теперь в друзьях Ромчик, родом из Татарстана, живущий в Канаде и работающий там дальнобойщиком, но искренне поддерживающий наших ребят. Ну и где бы ещё мы познакомились с моряком, шеф-поваром из Славянска, вынужденным из-за русской своей принадлежности скрываться иной раз по соседям от СБУ, и «обычным бродягой» из Кузбасса Алексеем Фоминых, который, как выяснилось, владеет несколькими автомойками и эстэошками в Кемеровской области. Лёха, кстати, тут же, в аэропорту, не преминул закинуть круглую сумму на помощь пацанам (по приезде на фронт отчитаюсь), ну а я пришёл к выводу, что мы все на самом деле лучше, чем думаем о себе обычно. Жаль, что узнаёшь это зачастую в моменты общих трудностей. Но знание это бесценно.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.